Голоса украинского Крыма. Российская оккупация полуострова день за днем, рассказанная очевидцами
18 марта 2014 года президент РФ Владимир Путин подписал незаконный «договор о присоединении Крыма к России», поводом для которого стал срежиссированный Кремлем фейковый «референдум».
К седьмой годовщине аннексии украинского полуострова публикуем архивный репортаж специального корреспондента Радио НВ Ирины Лопатиной, в котором очевидцы российской оккупации рассказывают о тех днях.
https://api.soundcloud.com/tracks/590493495&color=#ff5500&auto_play=false&hide_related=false&show_comments=true&show_user=true&show_reposts=false&show_teaser=true
Часть I.»Наверное, лет десять не будет из этого здания сепаратистских заявлений»
Украинский Крым оккупирован Россией уже в течение пяти лет. Активной фазой называют период с 23 февраля по 16 марта 2014-го. В феврале в Севастополе провели митинг на площади Нахимова, во время которого предпринимателя Алексея Чалого выбрали так называемым «народным мэром города».
А уже 16 марта состоялось то, что русские называют «референдумом о статусе полуострова». Большинство стран мира назвали его нелегитимным и не признали его результатов. Однако еще за несколько дней до этого немало крымчан увидели непонятное перемещение и активность российских военных.
Крымскотатарский общественный деятель Ерфан Кудусов вспоминает, что во время Майдана он был в Киеве. Однако его контракт с работодателем завершился 21 февраля, и уже на следующий день он приехал в Крым:
— Я в Ялту заехал (я живу в Ливадии), стоял на трассе, и там недалеко, в нескольких остановках от меня, санаторий Черноморского флота Российской Федерации. Это мирный санаторий, там всегда гражданские отдыхали, никогда я там военных не видел. И вот я стою на остановке в Ливадии, и на моих глазах проезжает большое количество военных автомобилей с российскими военными номерами — военные автомобили ехали со стороны Севастополя. И задний борт не был закрыт, и там сидели [военные] в полном обмундировании, со всеми отличительными знаками, российские военнослужащие с оружием, автоматами. Пока я дождался маршрутки, доехал, они окружили уже часть своего санатория, через каждые 20 метров стояли автоматчики.
Военный Максим, который в то время служил в Севастополе, также утверждает, что российская оккупация началась с внутреннего движения внутри их армейских структур, в частности Черноморского флота:
— Признаки, что будет какая-то ж*па, появились не 23−22-го [февраля 2014 года]. Первые признаки появились 20-го, к вечеру 21-го, когда российские войска, которые были в Крыму, части, их начали всех вызывать на службу, загонять в казармы, забирать мобильные телефоны, связь с ними просто исчезла. Мы друг друга знаем, служили за забором друг от друга. Вот когда их начали загонять и к ним невозможно было дозваниваться, появился признак, что что-то происходит не то.
Российский солдат без опознавательных знаков у крымского города Балаклава, 1 марта 2014 года / Фото: REUTERS/Baz Ratner/File Photo
Мужчина рассказывает, что в Севастополе горожане в основном сидели дома, и пророссийские митинги, которые впоследствии там проходили, организовывала небольшая часть населения.
— Даже в Севастополе активно поддерживающих «русскую весну» было 15−20−25% населения, но они были очень активными. Они готовы были действовать, избивать, убивать.
Севастополец Дмитрий Белоцерковец, который в то время был организатором проукраинских акций, рассказывает, что 23 февраля пророссийские организации собрали максимум 1500−2000 человек на митинг. Нужную картинку, что Севастополь мечтает об отходе к России, с таким количеством людей нельзя было создать. Поэтому начали поднимать семьи российских военных и говорить, что нужно в обязательном порядке прийти на митинг в центр города.
— Мы это знали, потому что проукраинские ребята, которые были в нашей команде, говорили, что родителей заставляют идти туда на митинг. Также на этом митинге помогали некоторые члены Партии регионов, но не все. Например, на тот момент губернатор Севастополя — господин Яцуба — действительно помогал в организации этого митинга и там присутствовал. Да, он не говорил напрямую сепаратистские вещи во время своего выступления, но он все сделал, чтобы этот митинг прошел так, как прошел.
Во время него владелец предприятия Таврида Электрик Алексей Чалый был избран так называемым «народным мэром Севастополя». Кстати, именно Чалый был тем человеком в черном свитере, который 18 марта подписал вместе с Владимиром Путиным, самопровозглашёнными председателем Совета министров Крыма Сергеем Аксеновым и председателем Верховного Совета Крыма Владимиром Константиновым так называемое соглашение «о принятии Крыма и Севастополя в состав Российской Федерации».
Дмитрий Белоцерковец вспоминает, что в тот день, 23 февраля, проходило внеочередное заседание городского совета Севастополя. Тогда пророссийские силы начали провоцировать депутатов, чтобы те приняли ряд незаконных решений.
— Я очень удивился, но тогда большинство депутатов городского совета просто их отфутболило и символически создало координационный совет, у которого нет никаких полномочий, который возглавил Чалый. То есть они делали все для того, чтобы понемногу «прокатить» эту ситуацию. Некоторые действительно боялись ответственности, некоторые действительно были за Украину (даже которые сейчас пророссийские).
Белоцерковец рассказывает, что на следующий день пророссийские организации не смогли собрать в городе многочисленных акций:
— Максимум, что смогли собрать пророссийские организации — это митинг под Севастопольской городской госадминистрацией на 200 человек. А 25-го вышло 100 человек, поставили какие-то палатки, и ничего не происходило. Севастопольцы не поддерживали стремление Российской Федерации, российских движений по присоединению к Российской Федерации. Никто не вышел. Севастополь продолжал жить своей жизнью, никто на это не реагировал, мы все смеялись над этим. Политически они ничего не могли сделать, депутаты отмораживались от них. Возможно, маленькая часть и поддерживала, но большинство выступало против и ожидало, что будет в Киеве.
Однако в те дни начали разворачиваться события уже в самом Симферополе. Ильми Умеров, возглавлявший тогда Бахчисарайскую районную госадминистрацию, рассказывает, что 24 февраля 2014-го у крымских татар появилась информация, что спикер Верховной Рады Крыма Владимир Константинов пытается собрать внеочередное заседание Рады на 15 часов 26 февраля.
Столкновения 26 февраля у здания парламента в Симферополе / Фото: REUTERS/Baz Ratner/File Photo
Во время него они хотели отправить в отставку тогдашнего главу Совета министров Крыма Анатолия Могилева, принять обращение к Путину о присоединении Крыма к России и назначить дату «референдума» по этому вопросу на полуострове.
— 25-го собрался днем президиум Меджлиса, потом собралось заседание Меджлиса, и мы решили завтра, 26 февраля, собраться под Радой и пикетировать с тем, чтобы Рада не принимала эти сепаратистские решения.
Заместитель председателя Меджлиса крымскотатарского народа Ахтем Чийгоз говорит, что тогда заседание Меджлиса продолжалось до семи вечера, поэтому времени на подготовку митинга было очень мало. Уже тогда они знали, что акции будут противодействовать казаки и пророссийская организация Русское единство, которую возглавлял Сергей Аксенов:
— Это новостью особо и не было — политики всегда их собирали нам в противовес, но мы всегда и физически, и политически с этим справлялись. Помню, что мы могли только оповестить, как председатель Бахчисарайского районного Меджлиса давал по телефону определенные распоряжения. Но утром это было несколько тысяч [человек], которые в Бахчисарае организовано собрались, на машинах. Мы подходили к Верховному совету Крыма и видели, что уже автобусы стоят людей (я имею в виду оппонентов, мягко говоря). И когда пришли, во внутреннем дворе мы увидели, что милиция, которая должна была следить за правопорядком, она стояла вместе с казаками, бывшими афганцами и этим «ополчением», которое они формировали. И это уже был первый звоночек, что не все тут хорошо.
Ильми Умеров говорит, что они не ожидали, что под крымским парламентом соберется 15−20 тысяч человек, среди которых значительная часть была крымскими татарами. Среди тех, кто поддерживал отмену сессии и выступал против сепаратизма, было немало людей, которые до этого практически не выходили на митинги, в том числе и фанаты симферопольского футбольного клуба Таврия.
В этот день мы расходились с чувством удовлетворения, как победители. Но оказалось, что мы очень глубоко ошибались
Ильми Умеров экс-глава Бахчисарайской РГА
— Настроения у людей были — «не позволим принять решения, которые приведут к каким-то действиям или отторжению Крыма от Украины». Если просмотреть видеоматериалы, которые есть в свободном доступе в Интернете, видно, что значительная часть толпы скандировала «Крым — Украина» или «Крым — не Россия».
Но на это же место людей начали стягивать и пророссийские силы. Правозащитница Ольга Скрипник, которая в то время преподавала в Украинском гуманитарном университете в Ялте, также приехала 26 февраля во Симферополь на митинг. Однако она не успела подойти к самому входу крымского парламента. Скрипник рассказывает, что видела, как начали массово подвозить людей на пророссийскую сторону. По ее словам, многим из них организовано раздавали алкогольные напитки.
— Они не все подходили и вливались в часть митинга — часть распределялась по периметру и наблюдала. Я так понимаю, что у них было задание действовать в случае эскалации: или бить, или захватывать людей. Никто не знал, как это все вернется. И даже то, что [российский боевик Игорь] Гиркин, который был тогда в Крыму, создал не только «крымское ополчение», но и «крымскую армию», которая тогда была в первую очередь на блокпостах на выезде из Крыма, говорит о том, что Гиркин планировал, что это может быть и силовое противостояние, с оружием. Поэтому они готовились к этому. Мне кажется, что люди, которые оставались по периметру, их задача была как раз действовать в случае силового варианта.
— В материалах дела это все хорошо видно, как они это все организовывали, — розповідає Ахтем Чийгоз. — Из Севастополя привезли и «дерзкое казачество» (я имею в виду Ставропольское), и Кубанское казачество, и в том числе ЧВК Вагнера — по разным оценкам, до 300 человек их было. И в материалах дела, есть эти справки, следователи делали запросы, — кто пребывал в Севастополь, в каком количестве.
Пророссийский митинг в Евпатории, 5 марта 2014 года / Фото: REUTERS/David Mdzinarishvili/File Photo
Крымский журналист Станислав Юрченко, рассматривая свои фотографии с того митинга, уже потом заметил, что люди из пророссийской части сразу были подготовлены к столкновениям. На них были тяжелые куртки, тактические перчатки, странные шапки. Позже стало понятно, что подобная одежда — не по сезону — была для того, чтобы легче «держать удар». На пророссийскую часть митинга также организовано свозили людей и из других городов Крыма, вспоминает Юрченко:
— В Крым еще до этого свозили на автобусах в больницы как бы раненых «антимайдановцев» из Киева. Мы сами снимали прибытие таких автобусов. Против меня, оператора была открытая агрессия, мы писали заявления в милицию, потому что думали, что это может к чему-то привести. Но этих людей свозили автобусами — и куда они делись, спрашивается? Они тоже оказались на том же митинге.
— Мы вместе с Рефатом Чубаровым несколько раз входили в здание Верховного Совета, — вспоминает Ильми Умеров. — Около кабинета Константинова были вперемешку знакомые и очень незнакомые люди. Одним из них — потом мы уже узнаем — был Стрелков. Он все время находился в приемной, заходил в кабинет в любое время. И когда мы разговаривали с Константиновым, он не столько слушал нас, сколько смотрел сквозь нас — на людей, которые сзади стояли. Люди приходили, уходили, получали какие-то задания от этих непонятных людей. И Константинов нас уверял, что у них только одна цель — отправить Могилева в отставку.
Ильми Умеров подтверждает, что в проукраинской части митинга были радикальные настроения. В основном это были люди молодого возраста, которые горячились и предлагали зайти внутрь крымского парламента. Для этого не нужно было много сил и времени. Умеров рассказывает, что сначала две части митинга разделял кордон милиции, который выстроился двумя шеренгами, но ближе к часу дня они вдруг отошли к зданию Верховной Рады Крыма, оставив две толпы друг напротив друга.
— Это я могу назвать самой главной провокацией этого митинга, — рассказывает журналист Станислав Юрченко. — Люди оказались лицом к лицу, и в какой-то момент это перестало быть мирным стоянием: началась давка, началось перекидывание вещей, люди орали друг на друга. И в какой-то момент именно из-за этого пришлось сделать коридор. Тогда это было очень странное зрелище, — когда Рефат Чубаров, глава Меджлиса крымскотатарского народа, под руку с Сергеем Аксеновым, нынешним пророссийским руководителем «Совета министров Крыма», идут рука об руку и просят всех сделать коридор, чтобы можно было вытаскивать раненых из этой всей толпы. Кому-то становилось плохо, в давке погибли два человека на том митинге, причем они были задавлены своими же — пророссийскими однодумцами.
Тем временем проведение заседания сессии крымского парламента постоянно откладывалось из-за отсутствия кворума. Когда начались схватки под стенами здания, депутаты начали покидать Верховную Раду Крыма, рассказывает Ильми Умеров:
— В этот день мы расходились с чувством удовлетворения, как победители. Но оказалось, что мы очень глубоко ошибались. Мы, например, когда с Рефатом прощались, пожали руки друг другу, и я сказал: «Наверное, лет десять не будет из этого здания сепаратистских заявлений». Но получилось, что мы продлили [это положение] всего на одну ночь. Вечером мы разошлись, и под утро так называемые «зеленые человечки» захватили здание Верховного Совета, Совета министров Автономной Республики Крым.
О захвате двух основных административных зданий заместитель председателя Меджлиса крымскотатарского народа Ахтем Чийгоз узнал из Интернета. В Симферополе он был уже около девяти часов утра:
— Вымерло все. Это напугало и посеяло страх у всех, не только у крымских татар. Я такого пустого города не видел 25 лет. Там центральный рынок рядом (самые оживленные места) тишина стояла такая зловещая, и несколько «гаишников», которые вокруг Совмина, на перекрестках возле Верховной Рады — и пустота.
Российская военная колонна без опознавательных знаков близ Севастополя, 10 марта 2014 года / Фото: REUTERS/Baz Ratner/File Photo
Крымский журналист Станислав Юрченко вспоминает:
— Контрастное ощущение — 26 числа проходит самый массовый митинг за всю постсоветскую историю Крыма, а на следующий день центральная площадь пустая. Центральная улица заблокирована, там нет машин, и это тоже удивительно. Вот эта тишина и пустота, на контрасте с этим шумом и многолюдностью, очень сильно била. Невозможно было подойти к этому зданию — на квартал его огородили, по периметру стояли полицейские, и они сами ничего не понимали. Журналисты пытались получить от них какие-то комментарии, но это было совершенно бессмысленно, потому что они не владели информацией. Им сказали здесь стоять, а что там [происходит] — это тоже их немного пугало.
Ильми Умеров, который вскоре после этих событий стал российским политзаключенным, рассказывает, что так называемая «крымская оборона» и казаки приезжали к каждому депутату Верховной Рады Автономной Республики Крым домой, в больницу, на работу.
Они их практически силой забирали и привозили в парламент на заседание сессии. Уже в этот день, 27 февраля, депутаты приняли решение об отставке председателя Совета министров Крыма Анатолия Могилева. На его место назначили Сергея Аксенова и объявили о проведении 25 мая местного «референдума» по статусу Крыма.
Уже в ночь на двадцать восьмое неизвестные с оружием заблокировали аэропорт Бельбек возле Севастополя, а на территорию международного аэропорта Симферополь заехали КАМАЗы и почти две сотни военных. Уже с того момента российская армия активно и неприкрыто начала участвовать в оккупации Крыма.
Часть II. «Никогда больше не хочу видеть, как снимают флаг моей страны»
— Где-то 4 или 5 марта утром звонок из воинской части, — рассказывает Ильми Умеров, — Начальник звонит и говорит: «Ильми Рустемович, два КАМАЗа подъехали без номеров, люди без опознавательных знаков, в военной форме, окружили по периметру воинскую часть. На расстоянии 15−20 метров один стоит, в контакт не вступают, поставили условие, что никто не заходит и никто не выходит. Задачу объясняют, что «мы просто должны заблокировать вашу работу». «Представляются?» — спросил я. Он говорит: «Не представляются, кто такие».
Ильми Умеров, который тогда возглавлял Бахчисарайскую районную госадминистрацию, с самого утра поехал в одну из двух воинских частей Бахчисарая. Он увидел, что у ворот стояли несколько человек и один КАМАЗ. Также было видно военных, которые расположились по периметру части. Умеров представился главой района, и один из людей в форме без опознавательных знаков представился капитаном российской армии.
— Мы начали разговаривать — «почему вы сюда приехали, кто вас сюда отправил, каковы цели, задачи?». «Уезжайте, бандиты, террористы», — как только я не называл, матерился на них, кричал. Им поставили задачу, они все с оружием. Потом я то же самое говорил начальнику воинской части. Он говорит: «Мне приказали не вмешиваться в этот процесс, не высовываться, не оказывать сопротивление, под опись готовить имущество». Я даже кричал этому начальнику, что «ты по уставу должен был на поражение стрелять, если твою воинскую часть захватывают». «Но они не захватывают, оцепили, только стоят кругом». «Но это же террористы, люди без опознавательных знаков, ты должен был стрелять!» — на это он мне ответил, что у них есть несколько автоматов, которые где-то хранятся, — то есть под рукой даже оружия нет. «А техника, которая у нас во дворе стоит, она вся негодная». А вечером Путин по телевизору говорит: «Их там нет».
В целом Украина содержала в Крыму 212 воинских частей. К марту 2014-му на полуострове находилось более 13 000 украинских военных. По информации Министерства обороны, после оккупации полуострова на материковую часть нашей страны вернулось чуть более четверти из них. Двое военных — Борис Рябуха и Максим, фамилия которого мы договорились не называть, — служили на момент оккупации на полуострове. Оба — крымчане, но они не изменили присяге и оставили со своими семьями родной Крым после аннексии.
Украинский солдат неподалеку от КПП на административной границе с Крымом, 9 марта 2014 года / Фото: REUTERS/Viktor Gurniak/File Photo
Основные подразделения зенитно-ракетного полка Бориса Рябухи находились в Евпатории, бригада Максима была расположена непосредственно в Севастополе. По словам Максима, когда начались первые пророссийские митинги в городе, понимания, к чему это может привести, ни у кого не было. До последнего момента он это воспринимал как страшный сон, как-то совершенно нереальное:
— 22-го или 23 [февраля] войскам в Крыму сыграли команду «сбор» — это когда все собираются, выдается оружие и [армия] переводится в высшую степень боевой готовности. И мы начали переводиться, это происходило полтора дня. В Военно-морских силах Украины корабли были заправлены топливом, снаряжены боеприпасами, и часть кораблей вышла в море. Это было 23-е число, только появились первые грузовики без номеров. А потом пришла команда «отбой». Полтора суток мы переводились, произошла команда «отбой» — «пельмени разлепить, дрова в исходную». Команда пришла из Киева, Генерального штаба, от [на то время Уполномоченного Верховной Рады по контролю за деятельностью Министерства обороны Украины Владимира] Заманы. Он потом очень отказывался, что выдал эту команду. Но на тот момент руководил этой структурой и командовал он. Если бы тогда нам не дали команды «отбой», по крайней мере, корабельная группировка спокойно бы ушла в море, а не была бы зажата в бухтах. Но кто точно дал команду «отбой», никто до сих пор официально не знает. И наверху все пожимают плечами, но все сходится к начальнику ГШ Замане [формально он оставался начальником Генштаба до 19 февраля 2014 года, — Ред.].
По словам Максима, уже тогда российские десантные корабли начали заходить в Севастополь из Новороссийска. Обычно российские суда осматривали украинские пограничники и таможенники из-за случаев контрабанды, однако, по словам знакомого Максима из пограничных служб, его тогда просто не допустили к месту разгрузки.
— Человек позвонил и сказал: «Что они там разгружают — фиг его знает, грузовики какие-то, какие-то люди». И потом все началось раскручиваться. Кроме того, что была захвачена Верховная Рада, в меньшей мере известно о том, что была захвачена переправа «Крым — Кавказ». Русские начали захватывать части ПВО по Крыму.
Военный Борис Рябуха рассказывает, что у него есть привычка постоянно читать новости утром — именно так он узнал, что 27-го начались захваты зданий крымского парламента и правительства:
— В 7 утра позвонили из части, потому что часть переводилась в полную боеготовность. До обеда у нас эта готовность продлилась, а в обед эту готовность с воинских частей поснимали, и дальше пошли захваты воинских частей, блокирование.
Воинская часть Бориса Рябухи была разделена на две части: основные подразделения находились в Евпатории, а командный пункт — в поселке Уютное под Евпаторией. Командный пункт захватили еще 28 февраля, а 1 марта приехали уже к ним, в Евпаторию.
Борис рассказывает, что это были российские военные, не особо скрывавшие свою принадлежность к армии РФ. Опознавательных знаков на них не было — военные были в балаклавах, — однако по форме и оружию было понятно, что это не так называемая «крымская оборона» или казаки, а штатные военнослужащие.
Украинский моряк выходит из захваченной российской армией Севастопольской военно-морской базы, 19 марта 2014 года / Фото: REUTERS/Vasily Fedosenko/File Photo
— Косвенно это подтверждалось их сухпайками, которые у них называются «индивидуальный рацион питания» (у меня даже есть фотографии их, с эмблемами, со знаками — все как положено). 1 марта, когда они начали захват нашей части, командир полка дал задание беспрепятственно пропустить их на территорию части «для совместного дежурства и несения охраны» наших складов с оружием. Тогда, под командованием командира моего дивизиона, полковника Коханского, мы под видом наряда — 15 человек, офицеров-контрактников — поснимали погоны и просто как солдаты заступили в наряд по охране оружейной комнаты, которая находилась в казарме нашего дивизиона. На территорию складов, в караульные помещения и на территорию помещения, где находились оружейные комнаты, российские военные допущены не были до ночи с 4 на 5 марта.
Накануне происходил так называемый штурм военной части, вспоминает Рябуха. Однако он проходил по формуле Владимир Путина: впереди шли обычные люди, а за их спинами российские военные. Тогда женщины пытались сломать ворота части и прорваться на ее территорию. Они обзывали украинских военных «злыми бандерами», которые не пускают их «освободителей-русских».
— Стрельбы не было — впереди стоит толпа, ломает ворота и пытается проникнуть на территорию воинской части. За ними стоят вооруженные российские солдаты, а, получается, перед ними стоят наши военнослужащие, на территории воинской части, которые были вообще без оружия, потому что команды выдавать оружие не было.
В ночь с 4 на 5 марта, по приказу того же командиру полка, после долгих переговоров, военнослужащие сдали оружие на склад, который взяли под общий караул с российскими военными. 5 марта в часть по плану должна была приехать миссия ОБСЕ, и буквально за 20 минут все российские военные покинули часть, чтобы их присутствие не зафиксировали наблюдатели, говорит Рябуха.
Мы ехали в небытие — как получится, так получится
Борис Рябуха украинский военнослужащий из Евпатории — о выезде на материковую часть Украины
— Они вернулись где-то, наверное, в ночь с 5 на 6 марта, они отсутствовали буквально несколько часов. Но тогда командир полка самоустранился от исполнения своих обязанностей. И взял на себя командование оборонной и охранной части начальник штаба полка, и людей сразу, с 5 марта, всех вооружили, расставили все посты, организовали прикрытие и оборону воинской части. Они тогда вальяжно приехали, думая, что их опять сюда запустят, вплоть до того, что подъехали на машинах к КПП воинской части и посигналили, чтобы им открыли ворота, но столкнулись с тем, что их туда уже никто не пропустил. Тогда уже пошли ультиматумы, угрозы. Уже до 21 марта на территорию воинской части никто не попал.
Борис Рябуха рассказал, что Интернет и мобильную связь никто не отключал, но радио и телевидение с 1 марта уже было полностью российским. Единственный украинский канал, который тогда транслировался, был музыкальный М1.
— Мы круглосуточно стояли в карауле, постоянно, и у нас всегда был включен канал М1. Мы запрещали бойцам переключать каналы, чтобы они не включали российские новости, потому что некоторые… Контрпропаганда слабая, они насмотрятся этого и верят, что «Россия нас спасает».
Военный из Севастополя Максим рассказывает, что их военную часть россияне начали блокировать уже с 1 марта. Они следили, чтобы с территории не уезжала техника, не вывозили оружие. Однако полностью блокировать часть площадью 140 гектаров им было физически невозможно, поэтому Максим перелезал через забор и несколько раз бывал у себя дома. По его словам, было интересно наблюдать, как менялось население и его настроения после исчезновения украинского телевидения и включения российских телеканалов:
— Нам смешно, но когда там включаешь пять-шесть [российских] каналов, то подневольно начинаешь верить, что за русский язык будут закрывать в тюрьмы, что русскоязычных бьют в автобусах Киева, что Правый сектор едет на Крым. Нам это смешно, но, находясь внутри с этой массированной пропагандой, это, конечно, становилось совсем не смешным. Когда я выходил, мне говорили: «Куда ты едешь? Через месяц-полтора русские танки будут в Киеве, и второй раз тебе не предложат перейти в русскую армию!». Причем говорили как бы не глупые люди, я их не могу назвать дебилами. Но вот они смотрели этот телевизор, им рассказывали, компостировали мозги очень активно, хотя и не очень долго, но результат был налицо.
Пророссийские активисты в здании морского командования в Севастополе, 19 марта 2014 года / Фото: REUTERS/Baz Ratner/File Photo
Однако украинские военные вспоминают, что были крымчане, которые поддерживали именно их. Правозащитница Ольга Скрипник, которая была среди таких активистов, говорит, что поддержка населения у украинских военных была. У нее есть фотокопии писем, что тогда писали люди, а также передавали деньги. Однако не все они были готовы сделать это открыто.
С 9 марта ялтинские активисты начали помогать пограничной военной части в Массандре. Например, привозили питание, покупали лекарства, бетонные блоки для усиления их ворот. Также обычные люди, рискуя, связывались с активистами из Севастополя и Керчи и передавали в часть в Массандре данные о перемещении российских военных и их техники. Однако эта часть все же была захвачена 15 марта — накануне так называемого «референдума». Ольга Скрипник отмечает:
— Этот захват происходил посредством СБУ, потому что командование этой части отказалось сдаваться. Тогда приехали сотрудники СБУ и начали уговаривать — «ну давайте без крови, без этого, поговорим, мы просто зайдем». Но понятно, что силы были неравными. Эти переговоры с СБУ шли постоянно, и рядом постоянно стояли [сотрудники] ГРУ, мне так кажется. Тогда командование этой части испортило все оружие.
Военный из Евпатории Борис Рябуха вспоминает, что с 1 марта россияне старались максимально переманить украинских военных. Однако тогда им предлагали перейти в ряды так называемой «армии народа Крыма».
Предложения переходить уже непосредсвенно в российскую армию прозвучали 21 марта, когда командир полка сдал их воинскую часть. Кураторы российской армии предлагали им большую зарплату, квартиры. В то же время украинский военный Максим из Севастополя говорит, что впервые перейти к русской армии ему предложили уже 2 марта 2014-го:
— Второго марта была сказана такая фраза: «Ну что, кто хочет в российскую армию на большие зарплаты и пенсии?». После того, как я услышал эту фразу, я сразу понял, что никогда в жизни я на «большие зарплаты и пенсии» не пойду — просто потому, что стыдно быть шлюхой. Тебе реально предлагают продаться. И первое, что предлагают — не идеологические соображения, не моральные (о которых в телевизоре рассказывали — про «бедный Беркут» и «фашистов»); первое, что предложили «в лоб» — большие зарплаты и пенсии.
Я сразу понял, что никогда в жизни на [российские] «большие зарплаты и пенсии» не пойду — просто потому, что стыдно быть шл*хой
Максим украинский военнослужащий из Севастополя
По словам Максима, около 90% военных предали присягу именно из-зам этих обещаний. Например, командир их бригады получал меньше, чем обычный контрактник российского флота. Впрочем, в основном военные это сделали не сразу — например, 2 марта никто из военных не принял предложение о лучшем финансовом обеспечении. Это произошло потом, после тотального промывания мозгов российской пропагандой, которая рассказывала об ужасах на материковой Украине, а также обработки семей украинских военных.
— Россияне очень четко выполнили свои обязательства перед командирами частей. С ними, насколько я понимаю, были заключены соглашения, что они остаются командовать этой частью — вот их оставили. С теми, кто был рангом пониже — к ним [было отношение], как ко второму сорту (даже те, кто остался в Севастополе). В 14−15 году были эксцессы, образно говоря, когда отказывались здороваться, общаться. Часть военных, которые предали [Украину], увольняли при первой возможности. Стараются распихивать по территориям очень далеким — часть отправили на Новую землю, там были сформированы дивизионы, туда отправили служить, часть поехала на Урал. Но есть такие люди, которые в Сирии побывали, на Донбассе. Отношение к ним не очень хорошее.
Самым тяжелым во время интервью для обеих военных были воспоминания о том, как командиры сдавали их части россиянам. Военный Максим рассказывает, что 21 марта 2014-го в часть приехал их комбриг в украинской форме и приказал сдавать оружие в оружейную комнату:
Украинский военнослужащий закрывает ворота военной базы в Бельбеке, 21 марта 2014 года / Фото: REUTERS/Vasily Fedosenko/File Photo
— Для меня это было шоком. Я отказывался, он выдирал у меня автомат из рук. А дальше, конечно, после того как у нас забрали оружие, он вышел за пределы части, и на территорию зашли россияне, водрузили над казармой российский триколор. Нас построили, и комбриг сказал, что «кто хочет переходить в российскую армию — завтра прибыть в управление, в штаб, в часть писать рапорта; остальные — свободны». Честно, я даже не хочу вспоминать, в каком я состоянии был. Ну, скажем так, я не сильно мягкий человек, но я никогда больше не хочу видеть, как опускают и снимают флаг моей страны. Ни-ког-да. Это позор. Я не знаю, удалось ли мне часть этого позора смыть тем, что я воевал, сражался, раненый… Я не знаю. Но то, что этот позор всегда будет со мной, — это точно.
По словам Максима, решение об уходе на материк он принял сразу. 21 марта мужчина вернулся домой, сказал жене, что их часть сдали и они с ней уезжают из Крыма, и это не обсуждается.
— Даже те люди, которые выезжали на территорию Украины и продолжили служить в украинской армии, выезжали в никуда и в неизвестность. Никаких четких предложений от центральных властей Украины не поступало. То есть кто, что, где, каким образом это будет происходить — мы просто не знали. Мы ехали в небытие — как получится, так получится, — вспоминает Борис Рябуха.
Впоследствии и Борис Рябуха, и Максим попали в зону АТО, воевали в Донецком аэропорту. Подобный жизненный путь прошли не все военные, которые несли службу в Крыму. Сейчас военные прокуратуры и гарнизоны проводят или проводили расследование в отношении более девяти тысяч военнослужащих, которые не вышли на материковую часть Украины после аннексии Крыма в 2014-м. Их обвиняют в дезертирстве и самовольном оставлении воинской части или места службы.
Отмечу, что с начала оккупации Россия обещала вернуть Украине военную технику из Крыма. Она вернула только часть, а затем вообще отказалась от предыдущих договоренностей. Министерство обороны оценило ущерб от этого в сумму ориентировочно более 8 миллиардов гривен.
Часть III. «Мы Родиной не торгуем»
Пророссийские силы торопились с проведением так называемого «референдума», на котором крымчане якобы самостоятельно должны были определиться со статусом полуострова. Напомню, что сначала его планировали провести 25 мая, однако уже 1 марта самопровозглашенный председатель Совета министров Крыма Сергей Аксенов самовольно подчинил себе все силовые структуры полуострова, а также обратился за помощью к Владимиру Путину. Именно тогда Аксенов решил изменить дату референдума на 30 марта.
Но через несколько дней, на внеочередном заседании крымского парламента, депутаты решили ускорить время проведения «референдума» и объявили новую дату — 16 марта. В бюллетне было только два вопроса: «Вы за воссоединение Крыма с Россией на правах субъекта Российской Федерации?» И «Вы за восстановление действия Конституции Республики Крым 1992 года и за статус Крыма как части Украины?».
Для подготовки основания этого «голосования» в Крыму пророссийские силы использовали две основные технологии, рассказывает журналист Станислав Юрченко. Во-первых, на билбордах, в теле- и радиороликах начали массово запугивать крымчан Киевом, Майданом, мифическими «фашистами и бандеровцами». Во-вторых, использовали обычный подкуп — обещали огромные пенсии и увеличение зарплат бюджетникам. В итоге часть крымчан они этими обещаниями и купили.
— Но в первую очередь это было массовое запугивание тем, что сейчас происходит в Украине — «вам запретят говорить на русском языке, вас будут за это избивать». Следующие месяцы после референдума они говорили только об одном: «Зато у нас не стреляют». Крым не просто потерялся на фоне Востока — вся эта война позволила крымчанам сказать, что они сделали правильно, «потому что у нас не стреляют», не воспринимать все те лишения и неудобства как лишения и неудобства, потому что, даже если стало жить хуже, — «зато у нас не стреляют». И этот аргумент все еще работает.
Чтобы «создать картинку», что весь Крым выступает за присоединение к России, в разных городах полуострова начали проводить различные пророссийские акции. Правозащитница Ольга Скрипник вспоминает, что непосредственно в Ялте появилось много байкеров из байк-клуба «Ночные волки», которые принимали участие в различных пророссийских собраниях и митингах. Эти акции якобы были организованы ялтинцами, которые все «поголовно мечтают о российском паспорте», но на самом деле в них участвовали именно эти байкеры.
Рабочие меняют название на фасаде здания Верховного Совета Автономной Республики Крым на российский незаконный аналог / Фото: REUTERS/Thomas Peter/File Photo
— И у меня есть много видео, где я зафиксировала, что на этих пророссийских митингах были именно представители и граждане Российской Федерации — из Краснодара, Москвы и других регионов России, — которые создавали картинку для СМИ и для местных о том, что это пророссийский митинг.
Аннексировать полуостров россиянам помогала парамилитарная организация — так называемая «Крымская самооборона». Она была создана лишь 23 февраля 2014-го, и, по информации СМИ, в ее состав входило десять рот.
Сейчас украинские правоохранители установили, что всего в этих группировках было задействовано около двух тысяч человек. Эти формирования, например, помогали разгонять проукраинские акции, нападали на журналистов, похищали и даже убивали людей.
— Это люди, которые были агрессивно настроены, которые были психологически готовы бить, если дойдет до драки — то и убивать, — вспоминает сокоординатор движения Евромайдан-Крым Андрей Щекун. — Там не было женщин, там были только мужчины, там были люди с ненавистью ко всему украинскому. Те, что были в автобусах у военных частей, возможно, это были уже и не крымчане, они были где-то мобилизованные из Севастополя, или русские. А те, кто бегал по вокзалам, возле Рады — это были крымчане разного рода.
Журналист Станислав Юрченко рассказывает, что, когда он приехал на съемки в заблокированный аэропорт в Симферополе 28 февраля, возле каждого из так называемых «зеленых человечков» (а на самом деле русских военных) находились по несколько «самообороновцев». Именно они препятствовали работе журналиста, хамили и угрожали расправой, если тот не прекратит снимать военных:
— Самообороновцы — они такие небритые, немного похмельные мужчины от 30 до 50, которых можно увидеть стайками возле каких-то наливаек. Там были и крымчане, там были и симферопольцы, некоторые мои знакомые говорили, что идут туда записываться и пойдут, потому что многие не понимали, что происходит. Люди были уверены, что в Крым идут «поезда бандеровцев», которые едут из Киева и Львова их резать за то, что они говорят на русском языке.
Севастополец Дмитрий Белоцерковец рассказывает, что у него в городе отряды «самообороны» на треть состояли из севастопольцев, которые получали за это деньги. Также им на подмогу приехали около двух тысяч российских казаков. На тот момент с одним из них Белоцерковцу удалось пообщаться.
— Я начал его провоцировать — «зачем приехали?». Он рассказал, что нас привезли, нам дали деньги, нам сказали четко выполнять приказы. То есть он спокойно это даже прямо говорил в присутствии свидетелей.
Чтобы не складывалась картинка, что весь Крым счастлив после захвата админзданий и блокировки военных украинских частей российскими военными, в разных городах полуострова начали проходить акции против войны и в поддержку целостности Украины. Координатор движения Евромайдан-Крым Андрей Щекун рассказывает, что они решили проводить митинги у памятника Тарасу Шевченко в Симферополе:
— Мы показали этими акциями, что есть украинцы в Крыму, которые не побоялись уже после захвата админзданий выйти на акции. И мы всколыхнули Крым: в первый день на акцию, которая проходила 2 марта, пришло 20 человек, на второй день — уже 200 человек, а потом пошли люди военные части защищать, и тогда страх начал проходить.
Иногда такие митинги завершались столкновениями с представителями так называемой «Крымской самообороны»:
Житель села Перевальное блокирует передвижение украинской техники, 3 марта 2014 года / Фото: REUTERS/David Mdzinarishvili/File Photo
— 5 марта 2014 года проходила акция «Женщины за мир» под контрольно-пропускным пунктом военной части рядом с ж/д вокзалом в Симферополе, — говорит журналист Станислав Юрченко. — На нее пришли самообороновцы, которые толкали женщин, рвали им плакаты, буквально вытолкали их на проезжую часть с тротуара и заставили перейти на другую часть улицы. Это было быдло, которое толкало женщин на дорогу.
В марте в Ялте активисты успели провести три проукраинских митинга против оккупации и войны — последний был 13-го марта. Но он отличался от уже ранее проведенных, рассказывает правозащитница Ольга Скрипник:
— Тогда впервые приехали люди в непонятной черной форме, без знаков, чтобы можно было распознать, кто [это]. Они сразу заняли позиции сверху над людьми — на фонтане, — и они у фонтана встали так, что можно было бить ногами по лицу людей. Впервые мы заметили, что это не просто пришли перекричать нашу акцию, как до этого было, а пришли бить людей. То, что мы успели — мы заявили о своей позиции, но вынуждены были забирать студентов и в прямом смысле бежать к стенам университета и закрываться там, чтобы нас не побили эти титушки, которые и так были в Крыму, а теперь их финансировала Россия.
Однако только драками и угрозами не обошлось — с начала марта 2014 неизвестные начали похищать активистов, открыто выступавших против оккупации полуострова Россией. Среди тех, кого похитили и пытали, был Андрей Щекун.
9 марта его вместе с Анатолием Ковальским схватили на железнодорожном вокзале в Симферополе. Тогда Щекун пытался забрать украинские флаги, которые ему передали из Киева. В течение 11 дней с завязанными глазами он вместе с Ковальским просидел в плену в областном военкомате в Симферополе.
Я никогда больше не хочу видеть, как опускают и снимают флаг моей страны
Максим украинский военнослужащий из Севастополя
Первый допрос Щекуна провели через полчаса после того, как его привезли с железнодорожного вокзала. Перед этим его несколько раз ударили, сорвали нательный крестик. Кто-то, говоря с кавказским акцентом, долго водил ножом по его телу и даже сделал небольшой надрез на груди, чтобы начал течь струйка крови.
Впоследствии активиста расспрашивали о его возможной связи с Правым сектором, не финансируют ли его напрямую из Киева, а также практически обвинили в планах сорвать проведение «референдума» 16 марта в Крыму.
— Этот допрос продолжался 40 минут. Потом меня били током, подключали, затем били по плечам чем-то горячим, сантиметров 20−30, ну и били сильно в грудную клетку. Лежащего, били ногами и руками в грудную клетку, затем поднимали и снова били в грудную клетку, и снова задавали эти вопросы. И так два-три раза было. Затем они ушли, оставили меня с охранником. Охранник говорит, что если после первого «допроса не „это“, то, значит, жить будешь». И принесли мои вещи, я потихоньку оделся. Потом сел и говорю: «А можно крестик отдать? У меня еще крестик забрали». Тот охранник возмутился: «Как они посмели?! Мы же православные! Сейчас я выясню», — и ушел. А в этот момент пришел тот, кто меня ножом [пытал], с акцентом или чеченским, или армянским, и на ухо левое наклонился и сопит. Сопит минуты две. Я молчу, а он сопит. Затем он такую фразу говорит: «Я просто так крестик не отдаю. Я могу обменять… на ухо». И я замолчал. И он снова сопит, то есть психологически так [давит]. «Ты понял?!» — потом фраза. Я кивнул: «Понял», — и он ушел.
Подобные допросы с мужчиной проводили несколько раз. По словам Щекуна, впоследствии, уже с третьей попытки, 21 марта его вместе с 48 людьми обменяли на полковника ФСБ Фролова. Однако некоторые пропавшие активисты или были найдены убитыми (например, как Решата Аметова), или до сих пор известий о них нет (как об участнике Автомайдана Василии Черныше).
Из-за угрозы своей жизни, из Крыма, в СВ-вагоне, которые почему-то не проверяли «самообороновцы», 12 марта в Киев выехал севастополец Дмитрий Белоцерковец. Уже в день «референдума» 16 марта, во второй половине дня быстро оставляла Крым и родную Ялту и правозащитница Ольга Скрипник.
Фейковый "референдум" в Симферополе, 16 марта 2014 года / Фото: REUTERS/Vasily Fedosenko/File Photo
— Выезд — это самое тяжелое, что было; то, что невозможно забыть. Ты постоянно с этим живешь. Или когда ты собираешь вещи, рядом стоит твоя мама, которая даже не знает, проедешь ли ты вообще эти блокпосты. Мы это прекрасно понимали, потому что я была в «черных списках». Постоянно раздавались угрозы, что в каждом городе примут этих активистов — и их уже больше никто не найдет. На данный момент это последний день, когда ты видел семью, свой дом.
Еще в первой половине дня 16 марта Ольга специально прошлась по участкам, где проходил так называемый «референдум». Возле них стояли вооруженные «зеленые человечки», поэтому о свободе выбора говорить нельзя — все эти процессы проходили под четким контролем Российской Федерации, рассказывает Скрипник:
— Я видела, что, в принципе, там на участках есть 20−30 человек пенсионного возраста, которые едят бутерброды, слушают советскую музыку, танцуют. Но, если честно, когда были обычные украинские выборы, они так же собирались. Для них это как пати — встретиться и пообщаться. Мне кажется, что те пенсионеры, которые пришли на этот референдум, они не совсем понимали, что там происходило. Я почти не видела там молодежи, вообще людей. Я не видела, что [участки] были полны.
Журналист Станислав Юрченко вспоминает, что днем 16 марта у него была одна из самых спокойных съемок. Чтобы продемонстрировать, что крымчане не идут на так называемый референдум, многие в знак протеста просто варили вареники. Впоследствии Юрченко побывал на двух участках в Симферополе. Он вспоминает, как одна пожилая женщина вообще голосовала с паспортом еще Советского Союза.
Впоследствии он спорил со своим редактором, обязательно ли нужно дать новость о том, как журналистка Екатерина Сергацкова смогла проголосовать по российскому паспорту на двух участках. По мнению Юрченко, это еще раз подчеркивало всю фейковисть этого «референдума»:
— Тогда был информационный центр на основе захваченного Гостелерадио Крыма, и там глава так называемого «крымского ЦИКа» говорит, что пустит всех журналистов — даже телеканал АTR — на подсчет голосов. Я думаю — отлично. Выбегаю из редакции, подбегаю буквально за две минуты до закрытия участка (а там было метров шестьдесят от ворот) и махаю руками, пытаюсь как-то пошуметь. И за две минуты выходят журналисты с шариками, их выпускает охранник, я пытаюсь пробраться на подсчет голосов и говорю, что ведь сказали, что всех пустят. «Какой подсчет голосов? Мы уже все подсчитали». А там два участка, и они за две минуты смогли посчитать два участка — ну как это?! Это апогей был для меня того, что они даже не пытаются скрыть, что все это профанация.
Однако, согласно озвученным «результатами голосования», в Крыму явка составила более 83%, а за так называемое «воссоединение с Россией» проголосовали почти 97% принявших участие в опросе.
— Картинки массового гуляния, которое показывали, это происходило в центре города — на площади Нахимова, на улице Ленина, — розповідає військовий із Севастополя Максим. — У меня много знакомых, которые не ходили точно. Поэтому все эти цифры, про 90%, — это бред сивой кобылы и ложь.
Президент РФ Владимир Путин, крымский "премьер-министр" Сергей Аксенов, "председатель" нелегитимного "Государственного Совета Республики Крым" и "народный мэр" Севастополя Алексей Чалый пожимают руки после подписания незаконного "Договора о присоединении Крыма к России" / Фото: Фото: REUTERS/Sergei Ilnitsky/Pool/File Photo
Впоследствии ни «референдум», ни результаты «голосования» не признали почти все страны мира. Однако уже 18 марта 2014-го было подписано «соглашение» между Владимиром Путиным, самопровозглашёнными председателем Совета министров Крыма Сергеем Аксеновым, председателем Верховного Совета Крыма Владимиром Константиновым, а также Алексеем Чалым от Севастополя «о присоединении Крыма к Российской Федерации». 21 марта это соглашение «ратифицировал» Совет Федерации России.
— Мы постоянно жили на чемоданах, — вспоминает о своих первых месяцах пребывания на материковой Украине правозащитница Ольга Скрипник. — Даже часть вещей я просто не разбирала. Думали, что сейчас «хоп» — запрыгнем в поезд двенадцатый и приедем домой. Но этого так и не случилось в течение пяти лет.
Все герои этого репортажа покинули Крым и пока не могут туда вернуться. Однако оккупация полуострова произошла, когда они были уже взрослыми. После года оккупации оставила Крым и нынешняя студентка биологического факультета Киевского национального университета им. Шевченко Клементина. Для нее, тогда еще подростка, аннексия Крыма началась с вынужденных каникул.
В феврале 2014-го в ее гимназию, расположенной возле крымского парламента, стало невозможно ходить. С тех пор ей больше всего запомнились телевизионные выпуски новостей о том, как «зеленые человечки» «прессуют» активистов под «Пентагоном» — именно так называют Верховную Раду Крыма в Симферополе:
— После референдума все, кто продался, говорили: «Вот, мы в России, теперь все — поезд ушел». А я начала говорить на украинском. Моя классная руководительница Галина Павловна говорит мне: «Слушай, у тебя что, в семье проблемы? Что ты нас всех подставляешь? Мы все поедем на Соловки! Киса, пожалуйста, не надо такое делать. Ты всех нас подставляешь! Ты хочешь, чтоб тебя забрала ФСБ? Ты хочешь, чтоб всех остальных забрали? Ты хочешь, чтоб меня уволили? Перестань, пожалуйста, сделай свой выбор!». А я говорю: «Галина Павловна, я уже свой выбор сделала. Я думаю, что мой выбор правильный, в отличие от вашего». Я потом ушла из этой школы.
Клементина говорит, что для нее тяжелым был период после так называемого «референдума». Раньше она даже считала, что Украина ее предала, оставив ее, маленькую девочку, на произвол судьбы в оккупированном Крыму. Однако эта обида трансформировалась и сделала ее сильнее. Ее родители остались в Крыму. Клементина шутит, что люди, которые сажают инжир на даче, никуда и никогда не поедут:
— Моя мама очень умная женщина, как и мой отец, собственно, также умный человек, они говорили: «Мы Родиной не торгуем». И это правда, потому что они, даже оставаясь в Крыму, оппозиционно настроены, потому что они честные люди. Честные люди не перекрасились, они остаются там и ждут, пока их освободят.
Ирина Лопатина / Радио НВ